Они сошлись: земля и пламень

Современная система погребения предполагает лишь два типа захоронения останков: предание тела земле, как сейчас принято говорить «гробом», и кремация с последующим помещением пепла либо опять же в землю, либо в колумбарий. Крайне редко покойные остаются погребенными в море: если скажем, они находятся на потонувшем судне, то это судно с телами погибших, согласно международному праву, считается подводным кладбищем или общей могилой. Случаются и иные – довольно экстравагантные – способы погребения, как правило, сугубо индивидуальные: так некоторые родственники развеивают пепел своего кремированного близкого, – обычно это делается по его завещанию, – в том месте, которое он любил при жизни, или которое было почему-то ему дорого.

Например, нет могилы как таковой у знаменитого писателя Константина Симонова: он завещал пепел свой развеять под Могилевым над Буйничским полем, – это место было дорого Симонову, как память о самых роковых днях войны. На Новодевичьем кладбище в Москве стоит монумент другому популярному писателю – Юлиану Семенову. Но это так называемый кенотаф – символическое надгробие над пустой могилой. Прах автора «Штирлица» развеян над Черным морем. Еще более оригинально распорядилась в завещании своим прахом известная писательница-эмигрантка Нина Берберова: она велела часть праха развеять возле парижского ресторана, где встретила своего первого издателя, часть на территории Йельского университета в Коннектикуте, еще часть над рекой Делавер в Филадельфии и, наконец, оставшуюся – на территории Принстонского университета, где она преподавала.

Вид Донского крематория в 1931 году
Фото – University of Wisconsin-Milwaukee Libraries

Итак, рассмотрим историю традиционных способов погребения. Сразу оговоримся, что погребение «гробом в землю» и кремация – это далеко не единственные традиционные похороны. У некоторых народов существуют иные погребальные традиции, восходящие ко временам поистине баснословным. Но мы не будем касаться всяких экзотичных погребальных обычаев, например, предание пепла водам Ганга, как это и по сей день принято в Индии, или подвешивания тела к верхним ветвям деревьев, как поступали некоторые лесные северные народы, или скармливанье мертвого тела животным и птицам, как делали в Монголии еще в начале ХХ века, или поедание (!) умерших живыми, как это было заведено у аборигенов Австралии и соседних островов. Русские люди преимущественно наследуют общеевропейской цивилизации и культуре, поэтому нас, прежде всего, интересует именно европейская погребальная традиция, существующая на континенте с глубокой древности и до нашего времени.

Нам нередко приходилось слышать мнение, что предавать тело земле в Европе стали лишь с наступлением христианской эры, а до этого покойных повсеместно сжигали. И в подтверждение такого мнения обычно приводятся свидетельства древней литературы. Так в «Илиаде», между прочим, повествуется о похоронах Патрокла:

…Владыка мужей Агамемнон
Тотчас войскам повелел разойтись по судам соразмерным.
Те лишь остались на месте, кто был погребением занят,
Клали поленья в костер, шириной и длиною в сто сажень,
Тело на верх положили, объятые скорбью великой.

Конечно, костер площадью в тысячу квадратных сажень (две с лишним тысячи метров) – это художественный прием гиперболизации. Очевидно, он был существенно меньше. Но нас не это интересует в данном случае. Важно заметить, что хоронили греки одного из своих вождей, поэтому, естественно, похороны ему были устроены по самому высшему разряду. Но думать, что в античные времена подобным же образом хоронили всякого покойного так же нелепо, как считать, что в советской России любого умершего гражданина клали в мавзолей по примеру погребения основателя системы.

В средиземноморских южных странах – и в древности, и в наше время – дерево неизменно остается чрезвычайно ценным материалом. Как-то нам воочию пришлось увидеть на Крите такие строительные «пиломатериалы», каковыми в России не всякий хозяин стал бы печку топить. Поэтому переводить дерево на сжигание трупа в той местности всегда являлось слишком большим расточительством. И удостаивались такого погребения лишь состоятельные граждане.

А вот в северной Европе – у кельтов, германцев, славян, финнов – при характерном для этой местности изобилии дерева, сжигание трупа было явлением повсеместным. При этом в Центральной России, в частности, археологи и антропологи обнаруживали в дохристианских курганах – равно славянских и финских – как целостные «костяки», так и кремированные останки.

В России научное исследование курганов, в том числе и московских, началось при императоре Николае I. Основоположник отечественной антропологии Анатолий Петрович Богданов, принимавший участие в 1838 году в раскопках курганов в Московской губернии, дает описание одного такого захоронения, обнаруженного им при селе Верхогрязье Звенигородского уезда. Вот что он пишет: «Первый раскопанный курган имел вид острого конуса, высота его 2 сажени, окружность 16 сажень 1 аршин. Насыпь состояла из двух слоев: 1-й из сероватой земли и 2-й – из желтого песку и глины. На глинистом слое найден на глубине 3 аршин от вершины первый костяк, лежавший на левом боку и по направлению от З. к В. На нем найдены следующие вещи: 1) на голове витой жгут из медной толстой проволоки, 2) ожерелье из мелких (числом 32) бус, в числе которых находятся янтарные, 3) на правой руке, на 1/4 ниже плеча, витой браслет из 4 медных проволок, 4) на указательном пальце той же руки медный решетчатый перстень, 5) на левой руке близ кисти витой браслет из двух толстых медных проволок, 6) обломок медной серьги. Вправо от черепа, на расстоянии одного аршина, найден довольно большой осколок горшка из черной глины и несколько кусков угольев, которыми, вероятно, он был наполнен. Второй костяк найден был на аршин глубже и несколько левее первого, хотя и в том же положении, как и первый. Кости были большого размера, вещей не было. Очевидно, этот двухъярусный курган заключал в себе верхний женский и нижний мужской скелет».

Это был довольно большой курган. (Нужно напомнить, что сажень равна трем аршинам, а аршин – 71-му сантиметру). Большинство же курганов было существенно меньше – в 2–3 аршина высотой, а иные от времени и вообще почти сравнялись с землей. Но находки, обнаруженные в других курганах, а всех их Богданов раскопал в Москве и губернии не одну сотню, почти не отличались от этого первого Звенигородского. Причем в женских захоронениях всяких находок, вроде тех, что перечисляет Богданов, попадалось существенно больше, нежели в мужских. И самые курганы над упокоенными под ними древними москвичками благородные древние москвичи насыпали выше «мужских» курганов.

Но язычники вятичи не всегда погребали умерших под курганами. До XII века они вообще почти всех покойников непременно сжигали. А затем еще довольно долго – до начала XIV века – вятичи и хоронили тела в землю, и предавали огню. Киевский летописец, побывавший в московской земле, писал, что, кремировав покойника, вятичи «собравше кости вложаху в судину малу и поставляху на столпе на путех». Вот какой вид открывался какому-нибудь страннику, калике перехожему, подходившему к поселению вятичей: при дороге у околицы их града стояли мрачные покосившиеся столпы с кровельками–голубцами наверху и с глиняными урнами под ними, наполненными прахом сожженных. Но одновременно с этим древние жители московской земли хоронили прах сожженных и под курганами. Возраст некоторых курганов с явно кремированными останками в них восходит к VIII веку!

Чем руководствовались наши далекие предки – язычники, одних своих умерших сжигая, а других закапывая в землю «гробом», трудно даже предположить. Во всяком случае, не соображениями экономии дерева. Так или иначе, но оба этих типа погребения у них очень долго сосуществовали.

Курганы вятичей XI-XII веков в Царицыно
Фото – «ГМЗ «Царицыно»

Богданов делает одно замечательное наблюдение. При раскопках могильников ему никогда не попадалось там оружие, и ни разу ему не встретился «костяк» с явными следами насильственной смерти – поврежденный череп и п.т. То есть люди умирали с миром, своей смертью, как теперь говорят. Одновременно с этим Богданов установил, что московские курганы принадлежали не единому племени, а, по меньшей мере, двум разным. Черепа, найденные им в могильниках, относятся и к славянскому типу, часто встречающемуся в курганах по Днепру, и к типу финскому. По всем признакам эти племена долго жили вместе. Но при этом, очевидно, нисколько не враждовали. Люди, населяющие московскую землю, никогда не знали войн. Это были исключительно миролюбивые охотники и хлебопашцы.

Практически во всех захоронениях Богданов находил глиняный горшок с углями или рассыпанные угли вперемешку с черепками. Это еще одно важное свидетельство, с одной стороны, о миролюбивом характере, кротком нраве древних жителей московской земли и, с другой стороны, об их представлении об эстетических ценностях. Загробный мир, как себе его представляли язычники, являлся подобием, – несколько, может быть, идеализированным, но все-таки подобием, – жизни земной. И то, в чем человек нуждался в этой жизни, ему непременно потребуется и на том свете. Главной же ценностью земного существования, в частности, у славянских племен, являлась семья, дом и, конечно же, домашний очаг как символ благоденствия семьи. Вот почему, отправляя покойного в путь в мир иной, сродники снабжали его символическим образом загробного очага – горшком с углями.

Курганов древних москвичей особенно много найдено в Рузском, Звенигородском, Волоколамском, Дмитровском, Подольском уездах. На территории современной Москвы Богданов обнаружил и раскопал несколько групп курганов. О сетуньских курганах, в частности, он так писал: «...Курганы лежат близ самой деревни Сетуни на земле г. Орлова, дозволившего раскопку. Курганы лежат группою (более 20); они поросли леском...».

Вообще, курганы в Москве находились повсюду, вплоть до территории Кремля, но преимущественно все-таки на правом берегу Москвы-реки. Причем, как правило, они располагались именно у самой реки, пусть даже такой небольшой как Сетунь. Богданов обращает внимание на то, что язычники «выбирали для своего кладбища место близкое к реке, возвышенное, обыкновенно представляющее большой кругозор; почти со всякой местности, занятой курганами, представляется обширный и очень красивый вид». По этой примете теперь можно почти наверно предположить, где именно в Москве были курганы, исчезнувшие еще до начала научного изучения в России древних захоронений. Они вполне могли быть и на всех семи московских холмах, в том числе на Боровицком, в Старом Ваганькове, на Швивой горке, на Воробьевых горах, и на месте нынешних монастырей, которые тоже устраивали по тому же принципу – откуда краше вид, – Даниловского, Симонова, Андроникова, и в других местах. До нашего времени курганы вятичей сохранились в Черемушках, Зюзине, Филях, Царицыне, Орехове–Борисове, Ясеневе, Братееве.

Еще во второй половине XIX века местные жители относились к курганам со священным трепетом, как к остаткам загадочной, неведомой им и потому пугающей цивилизации. Насколько почтительным было отношение православных к захоронениям язычников, можно судить хотя бы по такой детали: в селе Черкизове, что на Клязьме, по народному поверью, под одним из курганов был похоронен древний князь с мечом и с сокровищами, но как ни нуждались местные мужички, так никто из них за многие годы соседства с этим вероятным кладом и не отважился попытаться его достать из-под земли. Раскопал курган только Богданов. Никаких драгоценностей, ни хотя бы меча, он там не обнаружил. В другом месте, когда он принялся раскапывать курган, крестьяне хотели его даже избить, полагая, что он, потревожив могильники древних людей, навлечет на деревню гнев их богов. Выйдет им через это натуральное светопреставленье! Хорошо, в конфликт вовремя вмешался какой-то волостной авторитет, умевший грамоте, и втолковал землякам, что люди «занимаются наукой».

Распространившееся в Европе христианство, действительно, утвердило среди верных единственный тип погребение – предание тела земле. Причин тому несколько. Прежде всего, это «библейский» тип, а следовательно соответствующий господствующему вероучению. Вот первое описание похорон в Библии: «Жизни Сарриной было сто двадцать семь лет… И умерла Сарра… И отошел Авраам от умершей своей, и говорил сынам Хетовым, и сказал: я у вас пришлец и поселенец; дайте мне в собственность место для гроба между вами, чтобы мне умершую мою схоронить от глаз моих. Сыны Хета отвечали Аврааму и сказали ему: …в лучшем из наших погребальных мест похорони умершую твою. …Ефрон Хеттеянин Аврааму… сказал: …послушай меня: я даю тебе поле и пещеру, которая на нем… похорони умершую твою. …После сего Авраам похоронил Сарру, жену свою, в пещере поля в Махпеле, против Мамвре, что нынче Хеврон, в земле Ханаанской» (Быт. 23). Ну и, конечно, вспомним погребение Самого Христа: «Пришел также и Никодим, – приходивший прежде к Иисусу ночью, – и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак они взяли Тело Иисуса и обвили Его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи. На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гроб был близко» (Ин. 19). Заметим, гробом в древности называлась небольшая пещера, служившая местом погребения. Кстати, в этом значении корень «гроб» и поныне сохраняется в слове «гробокопатель». Естественно, христиане не могли хоронить своих новопреставленных как-то иначе, нежели это было принято у ветхозаветных верных, и тем более принципиально отлично от того, как был погребен Сам Основатель их Церкви.

В церковном христианском документе 303 года Gesta purgationis Caeciliani среди прочих клириков (ordinis minoris), упоминаются т.н. fossores – могильщики, или копатели. Обратим внимание, что документ этот относится к эпохе, когда христианство еще не стало в Римской империи государственной религией, а его исповедники подвергались жесточайшему преследованию, и, по всей видимости, очень рисковали, хороня своих умерших по христианскому обряду: для их ненавистников и преследователей – язычников это могло быть дополнительным поводом подвергнуть исповедников запрещенного и гонимого вероучения жестоким репрессиям. Хотя, как мы уже отмечали, сожжение умершего на костре в Римской империи было и среди язычников типом погребения далеко не самым распространенным.

А уже всего несколько лет спустя – с 313 года – особым эдиктом императора Константина христианство было совершенно уравнено с языческой религией, а затем и вовсе вытеснило последнее, и погребение умершего в «гроб», то есть в пещеру или могилу, выкопанную в земле, стало основным типом в империи. По мере же распространения христианства за пределами греко-латинского мира и среди народов северной и восточной Европы также утверждается именно такой тип погребения.

Точно так же и на Руси традиция погребения умершего в землю утверждалась в соответствии со степенью распространения христианства среди населения. История не сохранила даты последнего языческого погребального костра в нашей стране. Но поскольку племя вятичей дольше других славянских племен хранило веру в многобожие – едва ли не до начала XIV века, – то, по всей видимости, где-то до этого времени среди русских еще отчасти соблюдалась традиция сжигать умерших.

Итак, начиная с XIV столетия, на протяжении шести веков, предание тела земле оставалось практически единственным типом погребения. И лишь с начала ХХ-го стали появляться крематории. Первый российский крематорий был построен в форте «Император Александр I» на Балтийском море и предназначался для сжигания зараженных чумой подопытных животных. Однако в нем были сожжены также и несколько умерших от названной болезни людей. Во время Гражданской войны действовал крематорий в Петрограде. Проработал он не долго, и кремирован в нем было всего около четырехсот трупов. Наконец в 1927 году в Москве был открыт известный Донской крематорий, впоследствии подобные заведения стали появляться и в других городах, и сожжение снова стало в России совсем нередким типом погребения. Сейчас в Москве действуют четыре крематория: Николо-Архангельский, Митинский, Хованский и Носовихинский. Старый Донской крематорий в 1973 году был закрыт.