Не скорбите прежде времени

Мы продолжаем знакомить наших читателей с достопримечательными захоронениями подвижников христианской веры. В свое время мы уже рассказывали о блаженных Ольге и Севастиане и о юродивом Иване Корейше. Они похоронены соответственно – на Калитниковском, Рогожском и Черкизовском кладбищах. Вспомним и еще несколько знаменитых московских захоронений.

Алексеевское самое ближнее теперь к центру столицы приходской кладбище. Когда-то такие кладбища существовали почти при каждой церкви. Теперь их осталось совсем немного.

Село Алексеевское известно с XIV века. Но кладбище имеет не столь почтенный возраст. Считается, что оно появилось только в XIX веке: старый Алексеевский погост – ровесник селу – находился у церкви Алексея Человека Божия (1620-е годы) и пришел в упадок, а затем и вовсе исчез, после того, как в 1824 году церковь была разобрана; но в селе существовал еще один храм – Тихвинской иконы Богоматери, и селяне стали хоронить своих умерших вокруг этого храма. Так образовалось нынешнее Алексеевское кладбище. Но, возможно, его возраст нужно отсчитывать от времени возникновения старого кладбища: дело в том, что Алексеевская церковь стояла поблизости от нынешней Тихвинской. И вполне может быть, что новый храм унаследовал целиком кладбище от разобранного старого.

На Алексеевском кладбище находится одна из самых почитаемых православными верующими могил в Москве. Здесь, за апсидой Тихвинской церкви, похоронен иеросхимонах Иннокентий (Орешкин, 1870–1949). На его оградке прикреплена табличка с цитатой из батюшкиных заповедей пастве: Умудряйтесь. Не скорбите прежде времени, предавайтесь воле Божией и просите помощи у Господа.

В свое время отца Иннокентия призрел знаменитый старец–затворник смоленской Зосимовой пустыни Алексий (Соловьев), – тот самый, что на Поместном соборе 1917 года в храме Христа вытянул жребий на патриаршество митрополиту Тихону (Белавину). Рекомендуя как-то Иннокентия его будущим подначальным, старец писал: «Он хороший монах, смиренный, рассудительный и умеет себя держать в вашем круге. По-моему, он для вас подходящий руководитель».

После революции Иннокентий вполне разделил судьбу церкви, – он подвергался всяческим гонениям. Его арестовывали, сажали, судили, высылали. Последние три года он жил в Сходне, под Москвой.

Слава отца Иннокентия как мудрого, прозорливого пастыря и духовника выходила далеко за пределы Москвы. Со всей страны к нему писали или приезжали спросить совета и получить благословение. И он всем отвечал, всех принимал. Одна из его духовных дочерей – Анна – жаловалась, что, де, никак ей не хочется утром подниматься с постели, – так бы все и лежала. И вот как учил маловерную неофитку отец Иннокентий: «Грех спать, когда люди молятся. Когда трудно вставать, скажи себе: «Анна, Господь и Бог мой зовет меня к себе на беседу».

У отца Иннокентия был чудесный дар пророчествовать. Причем некоторые откровения батюшки сбылись спустя многие годы после его смерти. Так сразу после победы в Великой Отечественной, когда Советский Союз находился в зените могущества, приобрел невиданное в мире влияние, а Красная армия, казалось, навсегда обосновалась в Европе, отец Иннокентий предсказал, что все завоевания, все успехи, стоившие русскому народу чудовищных жертв, будут бездарно, преступно, потеряны, а армия бесславно уйдет восвояси. В то время такой сценарий не могли вообразить себе даже самые дальновидные политики, самые проницательные футурологи. Тогда, напротив, казалось, – могущество нашей страны будет лишь расти и крепчать, до тех пор, пока весь мир не сделается сферой влияния СССР. Но, увы, все сбылось в точности, как предсказывал отец Иннокентий.

Вблизи Симонова монастыря, среди корпусов завода «Динамо», золотятся два небольших купола с крестами. Это одна из древнейших в столице церковь Рождества Богородицы.

В 1380 году у прежней деревянной Рождественской церкви в Старом Симонове были похоронены легендарные богатыри–монахи Троицкого монастыря Пересвет и Ослябя, которых отрядил в помощь великому князю Дмитрию Ивановичу сам Сергий Радонежский. С Куликова поля их привезли в дубовых колодах. Как полагается монахам, их должны были бы похоронить в родном монастыре – в Троицком. Но Дмитрий Донской пожелал, чтобы герои были похоронены ближе к Москве, при дороге, по которой он вел войска на Дон. Сергий не стал возражать. И впоследствии, сколько был жив, он приезжал в Симоново и пел над костями своих иноков вечную память. В 1509 году вместо деревянной церкви построили каменную, которая стоит и поныне. В конце XVIII века над самыми их могилами возвели трапезную. За шесть столетий надгробия их неоднократно перестраивались. Теперь над костями куликовских героев восстановлена сень в виде часовни, подобная той, что стояла до революции. Но с 1988 года и до недавнего времени над захоронением Осляби и Пересвета стояли два низких беломраморных саркофага, на одном их которых написано – Александр Пересвет, а на другом – Родион Ослябя. Позади саркофагов, «в ногах», находился общий для обоих широкий черный закругленный сверху обелиск с бронзовым крестом на лицевой стороне. А на задней его стороне прикреплена большая бронзовая же доска со словами из «Задонщины»: Положили вы головы свои за святые церкви, за землю за русскую и за веру за христианскую.

В Новодевичьем монастыре не хоронят уже многие годы. Но относительно недавно там появилось новая могила. У северной стены Успенской церкви стоит одинокий гранитный крест. На нем надпись: Настоятельница Новодевичьего монастыря игуменья Серафима (Черная) 12. 08. 1914 г. – 16. 12. 1999 г.

За недолгое свое настоятельское служение матушке Серафиме удалось сделать в обители довольно многое. Но, может быть, главная ее заслуга – это царящая среди сестер атмосфера редкостного радушия и благорасположения ко всем гостям их обители. Они, хотя бы и были при исполнении какого-либо послушания, никогда не отмахнуться от досужих посетителей. Всегда внимательно выслушают. Расскажут, все, что им самим известно. Объяснят, посоветуют. Увы, в большинстве московских монастырей так поступать почему-то не принято. Матушка Серафима сама была человеком в высшей степени великодушным: она могла принять и выслушать любого, кто бы ни постучал к ней в дверь. Очевидно, она и сестрам заповедовала жить так же. После ее смерти сестры устроили в память о своей возлюбленной игуменье мемориальную комнату в Успенской церкви. По воскресеньям комната открыта для посещения.

Новоспасский монастырь издавна являлся усыпальницей рода Романовых. Но по понятным причинам многие годы там никого не хоронили. Тем более интересно, что именно в наше время усыпальница Романовых пополнилась еще одним их родственником – великим князем Сергеем Александровичем (1857–1905).

Этот российский государственный деятель рубежа XIX–XX веков, скорее всего, совершенно не сохранил бы о себе памяти, как не осталось ровно никакой памяти о десятках других великих князей и царских сановниках, если бы не его громкая во всех отношениях кончина.

В тот роковой день великий князь в третьем часу пополудни выехал из кремлевского Николаевского дворца. Он направлялся к себе в генерал-губернаторский дом на Тверскую. Обогнув Чудов монастырь, великокняжеская карета помчалась по просторной Сенатской площади к Никольским воротам. Но, не доезжая чуть до узких ворот, кучер, естественно, попридержал лошадей. В этот момент к карете метнулся один из прохожих – по виду рабочий, лет тридцати – и швырнул под нее некий сверток. Раздался страшный взрыв. Сила его была такова, что эхо, будто от грома небесного, донеслось до самых дальних московских окраин. Карета разлетелась на мелкие щепки. Взбесившиеся кони помчались с передним ходом колес и с запутавшимся в упряжи бесчувственным кучером в ворота и были там остановлены какими-то смельчаками. Террорист попытался бежать, но его схватил дежуривший у здания судебных установлений городовой.

После минутной растерянности находящиеся на Сенатской площади очевидцы подошли поближе к месту взрыва, с многолюдной Красной площади в Кремль тоже потянулись испуганные любопытные, из казарм выбежали солдаты. И скоро у Никольских ворот собралась изрядная толпа. Взору людей зрелище предстало потрясающее: тело великого князя было растерзано – голова совершенно разбита, внутренности вырваны силой взрыва и отброшены в сторону. Вокруг валялись куски мяса. Офицер велел кому-то из нижних чинов снять шинель и накрыть изуродованные останки великого князя. Получилась картина, наглядно иллюстрирующая бренность бытия: еще несколько минут назад этот всесильный великий князь, импозантный красавец, блестящий военный, не признающий иных туалетов, кроме шитых золотом парадных генеральских мундиров, теперь разорванный на куски лежал на снегу под солдатскою шинелью.

Естественным образом, советская историография изображала великого князя жестоким и недалеким сатрапом, повинным в катастрофе на Ходынке, и более заслуг не имеющим, а его казненного впоследствии убийцу – благородным страдальцем за счастье народа. Но с переменой власти в стране, переменилось на прямо противоположное и отношение к тому и другому: теперь убийца почитается слепым фанатиком, выродком, а князь – благородным страдальцем. Нынче нередко рассуждают так: если в советское время кто-то был гоним, значит, он непременно достойный, симпатичный человек. Сергей же Александрович у нынешних монархистов, так этот вообще в популярности уступает разве что своему августейшему племяннику. Но вот что писал о нем в своих воспоминаниях «На службе трех Императоров» его современник директор Пажеского корпуса генерал Н.А. Епанчин: «Великий князь Сергей Александрович был человек упрямый, неумный, заносчивый, черствый, холодный и на редкость обидчивый, но имел чрезвычайно высокое мнение о себе».

Упрекнуть генерала Епанчина в нелюбви к монархии и царской фамилии уж никак невозможно: это был чуть ли не единственный из военачальников, кто в марте 1917-го выступил решительно против отречения Николая. Генерал Епанчин, по собственному его признанию, на службе императоров всегда исповедовал такое правило: «Делай все, что прикажет начальник, а против Государя не делай».

К смерти Сергея Александровича даже царская семья отнеслась довольно-таки безучастно. Из всех Романовых на его похоронах присутствовал лишь какой-то Константин Константинович, двоюродный брат покойного. Вот, как об этом пишет генерал Епанчин: «Никто из Августейших Особ не приехал на похороны Великого князя Сергея Александровича, даже родные братья, и, мало того, они считали, что Великий князь Константин Константинович их подвел, ибо своим присутствием на похоронах как бы подчеркнул их отсутствие».

«Москва отнеслась к мученической кончине Великого князя Сергея Александровича недостаточно тактично, – вспоминает дальше генерал Епанчин. – Мне говорил мой товарищ по полку, …что, будучи в Москве проездом в день убийства Великого князя Сергея Александровича, он вечером обедал в «Славянском базаре» и весьма удивился, что там гремела музыка; на его вопрос, почему это так, ему ответили: «Никакого распоряжения не было», – а вернее сказать – не было ни такта, ни чувства к покойному…» Теперь зато появились и чувства, и такт.

Великий князь был похоронен в Кремле, в Чудовом монастыре. На месте его гибели у Никольских ворот установили памятный крест, выполненный по проекту В.М. Васнецова. Крест этот простоял ровно десять лет. И был снесен вскоре после революции.

Но если памятник великому князю Сергею Александровичу был уничтожен, едва большевики обосновались в Кремле, то могила его в Чудовом монастыре так и осталась нетронутой. Княжеской могиле повезло, потому что она попросту оказалась утерянной на долгие годы: монастырь в 1929 году снесли, а о знаменитом захоронении забыли. И лишь в 1985-ом, при каких-то ремонтных работах в Кремле, оно было случайно обнаружено. В гробнице находился высохший до крайности покойный в прекрасно сохранившемся военном мундире. Но тогда еще не наступило время оказывать почести останкам великих князей. И гробницу поскорее засыпали землей. Причем никто не позаботился хотя бы чем-нибудь прикрыть останки князя. Так на самый мундир землю и набросали. Через десять лет, когда наступила настоящая мода на почитание царских или великокняжеских костей, гробницу снова раскопали, и Сергей Александрович был перенесен в Новоспасский монастырь.

Теперь нижний храм преподобного Романа Сладкопевца, в котором находится романовская усыпальница, открыт для свободного посещения. Правда, не постоянно, а лишь во время ранней воскресной или праздничной литургии.

Можно в монастыре теперь увидеть и васнецовский крест–распятие с херувимами под высокой сенью. Не тот, разумеется, который был в Кремле. Но точную его копию. Он стоит неподалеку от колокольни, как раз там, где прежде было кладбище. На постаменте надпись: Крест воссоздан в 1998 году по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия Второго в память о Великом князе Сергее Александровиче. Останки князя перенесены из Кремля в Новоспасский монастырь 17 сентября 1995 года и погребены в усыпальнице бояр Романовых. Нужно заметить, что погребены многострадальные останки великого князя были не сразу: еще два года они находились в часовне возле церкви Спаса Преображения и только в 1997-ом, наконец, упокоились в самой родовой романовской усыпальнице.

Одно из самых почитаемых в Москве захоронений подвижников христианской веры находится на Ваганьковском кладбище. Это могила священника Валентина Амфитеатрова.

Собственно могила отца Валентина выглядит довольно необычно: добротный высокой деревянный крест стоит среди приземистых единообразных обелисков над братскими захоронениями воинов. Причем он стоит перпендикулярно воинским могилам. То есть крест-то стоит правильно – «в ногах» «на востоке». А вот памятники умершим раненым почему-то установлены «на севере». Но уже совсем удивительно будет обнаружить здесь же рядом... еще одну могилу отца Валентина Амфитеатрова.

Родился отец Валентин в 1836 году в Орловской губернии в семье священника уездного города Севска. Он окончил Киевскую семинарию и Московскую духовную академию. После нескольких лет служения в провинции, он был приглашен в Москву, а вскоре назначен самим Высокопреосвященным Иннокентием, митрополитом Московским, священником в кремлевскую Константино–Еленинскую церковь. И вот тогда его узнала и полюбила вся столица. Как многие петербуржцы стремились попасть на богослужение и на исповедь к Иоанну Кронштадтскому, так же точно и москвичи шли в Кремль к Валентину Амфитеатрову. Бывало даже так, что когда какие-нибудь москвичи приезжали к Иоанну Кронштадтскому, батюшка встречал их такими словами: «Что вы бегаете ко мне? У вас есть отец Валентин, который лучше меня, к нему и обращайтесь».

В одной посмертной статье о Валентине Амфитеатрове в «Церковных ведомостях» автор так написал: «У подошвы Кремлевского холма, со стороны Москвы-реки, у древней стены, окружающей Кремль, стоят два храма. Темно там, сыровато. На этой широкой дороге, оттененной всегда стеной и холмом, и храмы были малопосещаемы. Отец Валентин доказал, что ревностный священник может привлечь молящихся в покинутые, бесприходные храмы. Даже по будням в его храме было тесновато. Народ стекался к нему не только, чтобы помолиться, но и чтобы открыть ему душу, излить накопившееся горе, спросить совета. Начиная Литургию в девятом часу (он служил сам ежедневно), он после службы с чрезвычайной «истовостью» совершал молебны и панихиды (по нескольку тех и других, по желанию пришедших), затем объяснялся с ожидавшими его, так что из церкви уходил обычно в третьем часу, уставший и голодный, но добрый, радостный и оживленный. Записки, подаваемые «о здравии» или к панихидам, прочитывал, сколько бы их ни было – внимательно, громко, без пропусков. И, конечно, богомольцы этим утешались. Нигде больше я не слышал, чтобы за «отпустами» произносилось столько имен святых, как это делал отец Валентин».

Наверное, для многих нынешних попов это свидетельство об отце Валентине будет очень неудобным. Потому что теперь духовенство, особенно приходские священники, превратились в высшей степени привилегированное сословие, так устроились, что не они теперь слуги для паствы, какими были Валентин Амфитеатров и Иоанн Кронштадтский, а напротив, паства у них в услужении. Сколько раз приходилось наблюдать, как сразу после богослужения из храма в трапезную батюшка буквально бежит, и не дай бог у него чего-нибудь спросить в эту минуту, – в лучшем случае не повернет в вашу сторону и головы, а то и разгневается, что кто-то еще тревожит его своими нуждами, в то время как у него подошел срок насыщаться земными благами.

Константино–Еленинская церковь стояла в Кремле «на подоле» – под холмом, чуть в стороне от памятника Александру II. В 1928 году она была разрушена. А в 1989-ом на ее месте появилось здание, относящееся к службе охраны правительства КГБ – т.н. 9-е управление.

В 1892 году отец Валентин получил новое назначение, которое для многих клириков было, наверное, пределом их мечтаний, – его перевели в кремлевский же Архангельский собор. И не простым священников, а настоятелем храма–усыпальницы русских царей. Вот, что по этому поводу отец Валентин писал своему доброму знакомому, известному русскому юристу, Анатолию Федоровичу Кони (1844 – 1927): «Со мной поступили, как если бы поступили с работником, который нашел болото, осушил его, очистил, культивировал и начал видеть результаты своих восемнадцатилетних забот, – и вдруг у этого работника взяли бы его ниву и прогнали с нее». И хотя Архангельский собор не был приходским храмом, большая часть прежней паствы отца Валентина из Константино–Еленинской церкви перешла вслед за любимым пастырем в собор.

Среди москвичей Валентин Амфитеатров прославился не только как редкостный подвижник, но и как провидец, целитель, молитвенник, по заступничеству которого происходили всякие чудесные свидетельства веры. Особенную известность на Москве отец Валентин приобрел благодаря своему чудесному дарованию предвидеть. Его удивительная прозорливость способна была иногда просто-таки обескуражить собеседника. Потому что батюшка мог неожиданно спросить или завести разговор о чем-нибудь таком, что прихожанин хранил в самой глубине своей души, отнюдь не полагая каким-нибудь образом это обнародовать.

 Однажды в храм к отцу Валентину пришла некая молодая вдова. Похоронив мужа, она вознамерилась теперь зажить вольготно и весело. Она стояла в храме и думала про себя: «Заживу я теперь, как захочу, – тетки слушаться не стану, она стара, на что она мне, а сестер я не боюсь, они мне не указ. По гостям теперь выезжать начну, – размышляет вдовица, – заведу граммофон Патэ и буду музыки заграничные слушать…». После службы она вместе с прочими богомольцами подошла к батюшке благословиться. Отец Валентин всех отечески благословляет, наставляет, а когда подошла очередь вдовы, он вдруг посуровел и строго так высказал ей: «Это что же ты, матушка, надумала? на какую такую вольготную и веселую жизнь благословения спрашиваешь? Тетки слушаться не станешь?! – стара, дескать, она! Сестер не боишься?! – не указ они тебе уже, думаешь? По гостям теперь разъезжать собралась? Граммофон Патэ завести хочешь?! и музыки заграничные слушать?! Не буду я тебя благословлять. Ступай себе с Богом». Обомлевшая вдова тут же покаялась в неразумных своих помыслах, повинилась, разрыдалась и пообещала вести жизнь благочестивую. Тогда уже батюшка отпустил ей грехи и, наконец, благословил. С тех пор эта женщина стала одной из самых прилежных его прихожанок.

Обо всех чудесах, явленных по его молитвам, собрано уже несколько книг. За шесть лет до смерти батюшка совершенно ослеп, но продолжал принимать людей у себя дома. А незадолго перед кончиной произнес такие слова: «Когда я умру, идите на мою могилу и поведайте мне все, что вам нужно, и я услышу вас, и не успеете еще отойти от нее, как я исполню и дам вам. Если кто даже за версту от моей могилы обратиться ко мне, то и тому я отзовусь». Умер отец Валентин 20 июля 1908 года. Его отпевали в храме святителя Николая вблизи Смоленского рынка, где он долгие годы прожил. Это были одни из самых многолюдных похорон в Москве: до Ваганьковского кладбища гроб с телом покойного провожала огромная толпа. Все переулки по пути следования процессии были забиты людьми.

Его могила сразу стала очень почитаемой. И это сослужило ей недобрую службу. Потому что установившаяся вскоре новая власть, проводившая политику воинствующего атеизма, распорядилась уничтожить могилу, к которой шли тысячи верующих. А во время Великой Отечественной войны на этом месте вообще был устроен воинский мемориал. И, казалось, могила отца Валентина навсегда пропала. К счастью, нашлись люди, у которых имелись вполне достоверные и точные сведения о ее местонахождении. И когда стало возможным подобные святыни восстанавливать, они указали, где именно могила отца Валентина находится. Это там теперь стоит могучий деревянный крест.

Но незадолго перед этим на воинском же участке, но в совершенно произвольно выбранном месте почитатели Валентина Амфитеатрова насыпали холмик и поставили крест с его именем. Когда же нашлась настоящая, «ненастоящую» решили оставить тоже. Ведь лучше иметь две могилы, чем не иметь ни одной.

К обеим могилам каждый день идут сотни людей. Молитва не умолкает здесь все время, пока открыто кладбище. Считается, что если взять с могилы отца Валентина горстку песка и приложить его к больному месту, наступит исцеление. Разные свидетельства чудесного батюшкиного заступничества появляются то и дело. Можно просто стоять возле могилы и слушать бесконечные рассказы о том, как кто-то о чем-то попросил отца Валентина, и ему – просящему – это чудесным образом вдруг было дадено. Этих свидетельств можно в месяц набирать по книге. Один работник кладбища рассказал нам свою историю. В свое время он развелся с женой, но целых семь лет, как ни пытался, все не мог с ней разъехаться, потому что этой своевольной даме, как героине фильма «Покровские ворота», доставляло удовольствие жить с новым мужем, но не отпускать от себя и старого. Понятно, существование этого человека сделалось невыносимым. Он уже совсем было впал в уныние. И тут ему кто-то посоветовал: у вас же на Ваганькове похоронен батюшка, который всякие чудеса совершает, ступай – попроси, авось поможет. Пошел этот работник к могиле отца Валентина, свечку поставил, ко кресту приложился, просьбицу свою прошептал потихоньку. А через три дня, откуда ни возьмись, появился юрист, который помог ему разделить с бывшей женой лицевой счет, невзирая на противление последней. И вскоре этот человек мог, наконец, съехать с квартиры, оставив окончательно озлобленную на жизнь женщину при своих интересах.

И вспомним, наконец, самую до недавнего времени почитаемую московскую могилу на Даниловском кладбище Матрены Дмитриевны Никоновой (1885 – 1952) – Блаженной старицы Матроны, названной в свое время Иоанном Кронштадтским «восьмым столпом России» и причисленной недавно к лику святых. Всякий день, и особенно по праздникам, у могилы собирались десятки, сотни паломников, чтобы попечаловаться матушке, попросить ее заступничества и взять с могилки горсть песка, имеющего, по свидетельству многих, чудодейственные свойства. Вообще же свидетельств о чудесах, случившихся по молитвам к м. Матроне, в том числе и прямо у могилы, собрано уже несколько книг!

Много лет за могилой м. Матроны ухаживала Антонина Борисовна Малахова. Она чуть ли ни жила здесь, при могиле. Паломники шли непрерывно, и она оставалась на кладбище иногда даже на ночь, чтобы объяснять людям, как надо подходить к матушке, как вести себя у могилы и т.д. И вот, например, о каких случаях рассказывает Антонина Борисовна. Однажды на Пасху, – это было в 1989 году, – пришли на могилку к м. Матроне две «порченые», по выражению А.Б. Малаховой. Одной лет сорок, другой – тридцать. Первая из них вдруг начала на все кладбище кричать: «Ух ты, Матрона! Молишься за всех, Матрона!». Антонина тогда посоветовала ей приложиться головой к самой могиле. А та, вроде бы и не против, да не может никак, будто мешает ей что-то. «Клади, клади, голову-то! – говорит Антонина, – не бойся, нагибайся и клади!» Наконец, несчастная кликуша как-то заставила себя припасть головой к холмику, но тут с ней вышел натуральный припадок, – она забилась, задергалась. Но когда поднялась, ей как будто полегчало. Антонина дальше ее учит: «Возьми с могилки три красных яйца». Та протягивает к яйцам руку, а взять их не может, – не слушается рука. А вторая «порченая» – ее подруга – кричит: «Не бери яиц! не бери!» И вдруг хватает песок с могилы – и прямо к себе в рот. Проглотила и сразу успокоилась. Они обе взяли по нескольку яиц. И смиренно ушли. Больше, правда, Антонина их никогда не видела.

В другой раз пришла на могилку одна женщина. Спокойно помолилась, набрала песочку. Все вроде честь по чести. Но, выходя из Матрониной оградки, она тщательно затворила калитку. Хотя, когда она входила, калитка была настежь открыта. Едва она отошла на несколько шагов, у нее с руки почему-то отстегнулись и упали на землю часы. Она остановилась их поднять и видит: калитка вдруг сама собою со скрипом отворяется. Когда она рассказала об этом Антонине, та объяснила ей, что калитка в ограду к м. Матроне закрыта никогда не бывает. Потому что м. Матрона ждет всех, и доступ к ней должен быть всегда открыт.

Рассказывают, что в конце 1930-х м. Матрона пророчествовала о грядущей большой войне: «…Война накануне, много людей погибнет, но наш русский народ победит». Говорят даже, будто сам Сталин в роковые для России дни, когда Москва была в осаде, приезжал к м. Матроне и спрашивал у нее: что ждет столицу и всю страну? Матрона, якобы, тогда предсказала ему неминуемую победу и советовала не уезжать в тыл, а оставаться в Кремле. Она также посоветовала Сталину обнести кругом Москвы чудотворную икону, и тогда самые врата ада не одолеют русскую столицу. Кроме того, м. Матрона просила вождя не только прекратить гонения на церковь, но и взять ее под свое высокое покровительство. Было ли все именно так или это лишь молва людская, доподлинно не известно. Но факт, что Сталин вскоре действительно стал оказывать покровительство церкви и даже распорядился учредить заново патриархию. Третья русская патриархия, учрежденная И.В. Сталиным, благополучно существует и по сей день.

Жила м. Матрона в Москве во многих местах: на Арбате, в Вишняковском переулке, у Никитских ворот, на Николо-Ямской (Ульяновской) улице, в Царицыне, последнее время в пригороде – в Сходне. Но у нее никогда не было своей квартиры. Она всегда квартировала у кого-то, у каких-то своих почитателей и доброжелателей. Умерла м. Матрона в Сходне 2 мая 1952 года. Отпевали ее в церкви Ризоположения на Донской улице, неподалеку от Даниловского кладбища.

В 1998 году честные мощи новопрославленной святой были обретены, или, говоря светским языком, эксгумированы, и перенесены в Покровский монастырь, где и находятся теперь. Но к месту прежнего ее погребения на Даниловском кладбище так и идут паломники и неизменно уносят отсюда с собой горсть песка. Там постоянно горят свечи и постоянно слышна молитва. Вот уж поистине, свято место.